Для:  Nikki-in-the-Void
От:  Батори
Название: Тлеющие угли
Персонажи: Фенрис/ж!Хоук
Категория: гет
Жанры: эротика
Рейтинг: R
Размер: мини, 2158 слов

Любимым занятием Фенриса было угадывать шаги друзей из полоумной шайки Хоук. За три года, минувших после возвращения с Глубинных Троп эльф угадывал шаги каждого. И никогда не ошибался. Тяжелая, неспешная, чуть шаркающая поступь – это Варрик пришел проведать «этого вечно кислого и мрачного ублюдка». Фенрис знал, на какой ступеньке радушный и славный гном споткнется, как заскрипит просевшая половица под его ногами. Шаги Варрика Фенрис знал лучше всех, так как именно Варрик был частым гостем в хиреющем, обветшавшем поместье, которое Фенрис называл своим.
Легко угадывал Фенрис и поступь Авелин. Но ее было трудно не услышать. Только она вваливалась к эльфу в полном боевом облачении капитана стражи, вечно спотыкаясь у порога. Шаги Авелин разительно отличались от мягкой, пружинистой походки Изабеллы – пиратка ходила, лишь слегка поднимая ноги, точно под ней была качающаяся палуба корабля.
Реже узнавались осторожные шаги Мерриль – долийка иногда заглядывала за час до рассвета, полагая, что Фенрис в это время еще спит, и с потрясающей настойчивостью поливала жухлые цветы в горшках по всему первому этажу. Фенрис не знал, зачем это Мерриль, но не подавал виду, что знает о ее приходах. В конце концов, такая робкая забота о внешнем виде логова Фенриса была почти… трогательной? Можно подумать, цветочки хоть как– то скрасят неприветливый образ отсыревших комнат, которые давно как следует не убирали и не проветривали. По крайней мере, пока долийская дурочка не показывалась на глаза, Фенриса все устраивало.
Сейчас был вечер, плавно переходящий в темные ночные сумерки. В распахнутые окна тянуло соленым запахом моря и недавно пролившегося дождя. Фенрис сидел, покачивая в расслабленных руках последнюю бутылку «Агрижио». Бутылка была покрыта вездесущим слоем пыли и грязи, равно как и все, что было в поместье. Эльф смотрел, как цвет неба с желтовато– пурпурного сменяется на алые, точно тлеющие угли и темно– синие, как погребальное бархатное платье Лиандры Амелл, цвета.
Внизу хлопнула дверь, и Фенрис прислушался, слегка улыбнувшись. Верно, Изабелла. В последний раз, уходя от Фенриса, пиратка грозилась никогда больше не приходить, покуда эльф хотя бы немножко не расчистит комнаты.
– На моем корабле тоже бывало грязно, но не настолько же, – недовольно говорила она, скривив темные губы. – У меня ощущение, что мы трахаемся на полу, где трупы разлагались.
Фенрис на претензии Изабеллы лишь пожимал плечами. Все равно пиратка раз за разом возвращалась. Это было в ее стиле.
Однако шаги, что уже слышались на лестнице, не принадлежали Изабелле. Их отличало легкое постукивание квадратных устойчивых каблуков и позвякивание охранных магических амулетов, нашитых на полы легкой мантии. Улыбка сползла с лица Фенриса, превратив его в гротескную маску.
– Хоук, – процедил он прежде, чем магесса открыла дверь в комнату.
Фенрис произносил имя этой женщины не так, как другие. Резкое, отрывистое «Хоук» из его глотки вырывалось как рычание, как плевок с ошметками крови. Фенрис всегда звал магессу только по фамилии, и никогда – по имени. Имя «Мариан», нежное, звонкое, как вода на языке, совсем не вязалось с образом Хоук, резкой и жесткой, как удар хлыста.
– Фенрис, – кивнула ему Хоук, остановившись возле его кресла, но не сделав попытки присесть. Фенрис, в принципе, и не собирался предлагать. В груди всколыхнулось едва– едва убаюканное вином чувство непреходящего раздражения.
С Хоук всегда было трудно. С Хоук и с ее потрясающим маголюбием. «Ты ничего не знаешь о магах, Фенрис, не все мы похожи на твоего бывшего хозяина». Трудно было мириться с тем, что маги для Хоук – всегда невиновные. Всегда беззащитные. Всегда притесняемые. Всегда беспомощные. И Андерс, этот ненормальный, что стал одержимым, и Мерриль, что не гнушалась пускать себе кровь по поводу и без, по словам Хоук, заслуживают его, Фенриса, уважения. Уважай магов и их желание свободной жизни, Фенрис, маги заслуживают нормальной жизни, как и все люди вокруг.
Загвоздка лишь в том, что маги – не обычные люди.
Была бы воля Фенриса – всех магов без исключения стерли бы с лица земли. И Хоук сейчас не стояла бы рядом с ним, отравляя воздух своим присутствием. Своей магией, которую Фенрис ощущал всей кожей.
– Чем обязан твоему обществу? – процедил эльф, встретившись взглядом с голубыми глазами Хоук. Вид у женщины был явно недовольный, и на незавуалированный яд в голосе Фенриса она поморщилась. Очень устало, словно ей до смерти все это надоело.
Глупо, конечно. Фенрис и сам это понимал. Несмотря на все разногласия, Хоук помогала ему. А он – ей. Как– то незаметно они ударили по рукам и оказались связанны друг с другом – не уйти, не оборвать эту связь, скрепленную словом и пролитой кровью. Но все равно это не мешало Фенрису и Хоук при любом случае орать друг на друга до хрипоты. Поводов было хоть отбавляй. То, что Хоук – маг – уже повод раздуть очередную ссору. Своего рода уже традиция. Было бы странно, если бы они с Хоук вдруг прекратили собачиться. Почти так же странно, как если бы Хоук вдруг перестала смотреть на Фенриса напряженно, стиснув зубы.
Да, вот именно так, как сейчас.
– Андерс пропал, – сказала Хоук мрачно.
– Тогда сегодня определенно хороший вечер, – улыбнулся Фенрис. Хоук резко зашипела, сузив глаза.
– Это не повод для радости, Фенрис, – процедила она.
– Я бы с этим поспорил. – Эльф вытянул ноги. – Ты за этим пришла, Хоук?
– Я лишь хотела спросить, не видел ли ты его.
– Может, и видел. – Фенрис равнодушно перевел взгляд на окно. Так, чтобы не упускать из виду и Хоук.
– Где? Что с ним?
– Убивается в порту, если ты так хочешь знать. Никогда не думал, что этого одержимого так покоробит убийство ребенка. Ему же не в первой.
Зря
От Хоук словно бы дохнуло холодом. Фенрис видел, как сжались ее кулаки, вминая ногти в мягкую кожу ладоней.
– Не смей так говорить, – отчеканила она резко. – Андерс не виновен в том, что произошло!
– Ах, ну да! – фыркнул Фенрис, поневоле распаляясь тоже. – Разумеется, я и забыл, что все, что делает наш одержимый приятель – ради общего блага всех магов! Смерть девочки ты этим оправдываешь?
– Я никого не оправдываю, – огрызнулась Хоук, – просто меня бесит то, как ты все беды и несчастья мира приписываешь магам.
– А разве не так оно на самом деле? Любой церковник скажет тебе о том же.
– Прекрасно, теперь ты еще запел, как верный андрастианин, – скривила губы Хоук.
– Я всего лишь говорю правду, Хоук. Если тебя это раздражает – я тебя не держу. Можешь пойти и провести время с пользой. Утешить Андерса, например. Уверен, он скажет тебе то, что ты хочешь услышать.
Хоук немного помолчала. Затем ее губы зло искривились.
– Уверен, что все дело именно в этом?
Фенрис равнодушно поднял брови.
– А в чем еще?
– Если бы ты убил девочку, ты бы, я могу поспорить, ни о чем не жалел. Она же тоже маг. Магом больше, магом меньше – тебе– то что с того, разве нет?
– Я не детоубийца.
– Нет? Надо же, а я думала, ты в состоянии вырвать потроха всем детям– магам, ведь это же у тебя дело принципа.
Фенрис резко вскочил на ноги, нависнув над Хоук скалой. Женщина, к ее чести, не дрогнула и не отступила, однако от Фенриса не укрылся промелькнувший на мгновение страх в ее глазах. Хоук опасалась его, точно он был бешеной собакой. Это разозлило Фенриса еще больше.
– Это совсем другое, – прорычал эльф.
– А в чем хренова разница? – прошипела Хоук в ответ. – Лишь в том, что только ты не признаешь того, что и сам – чудовище?
Первым желанием было впечатать кулак в это надменное, разъяренное лицо, до хруста вминая кулаки в кожу, но Фенрис удержался.
– Я по крайней мере не стал бы прощать и оправдывать магов после того, как не смог бы защитить от их зверства собственную мать.
Эти слова вырвались раньше, чем Фенрис успел осознать, что он говорит. Едкие, злые, полные затаенной ненависти, они повисли между ним и Хоук, точно барьер, со звоном отдаваясь в тихой комнате и затихая в тенях под потолком. Глаза женщины потемнели – эльф видел, как расширяется ее зрачок, поглощая ледяную синеву, как оттягивается верхняя губа, обнажая белые зубы в бешеном оскале – а потом его отбросило прочь горячей волной, такой, что перехватило дыхание и обожгло глотку. Жалобно заскрипел стол и продавленное кресло, опрокинутое эльфом, с траурным звоном разбилась недопитая бутылка вина.
– Сволочь.
Фенрис резко поднял голову, глядя, как Хоук снова вскидывает руки, содрогаясь от бешенства и быстро вскочил на ноги, так, чтобы пущенный Хоук ледяной шар пролетел мимо, превратив лужу вина на полу в снежную корку. Метнувшись вперед, Фенрис сжал руки на горле Хоук, вминая пальцы в мягкую, теплую кожу, там, где с силой бился пульс.
Велико было желание усилить нажим, чтобы захрустели кости, хрупкие позвонки и хрящи, забыть, что это не Данариус, а Хоук, царапающая ему руки, хватающая ртом воздух, лихорадочно моргающая покрасневшими глазами.
– Еще раз нападешь на меня – и я убью тебя, – медленно выдохнул Фенрис ей в ухо, так, чтобы ощутить исходящий от женщины запах – лавандовой воды, которой Хоук омывала волосы, нагретой кожи и чистый запах самой Хоук, странный, чуть холодноватый, как остывшая постель. Запах, от которого вдруг свело судорогой низ живота.
Фенрис в какой– то момент осознал, что уже не держит Хоук за горло, а стоит, прижимаясь к ней всем телом, уткнувшись носом ей в шею, там, где начиналась линия чистых, черных волос там, где запах ярче всего. А сама Хоук неотрывно смотрит, как течет кровь по его виску, марая белые волосы. И хрипло, неровно дышит.
Не смотри, не смотри на меня так!
Все рухнуло, сломалось и провалилось к демонам, когда они, одновременно встретившись глазами, рванули друг на друге одежду, с силой, до треска по швам. Она наверняка применила магию крови, эта ненормальная сука, иначе почему, почему он в полубезумии целует и лижет ее горло там, где только что оставил багровые отметины своих рук и так отчаянно ее хочет?
Потому что всегда хотел?
Потому что их болезненная ненависти всегда держалась на этом желании – желании наконец перестать притворяться, что их не волнует общество друг друга.
Фенрис помог Хоук стащить с себя рубашку и резко задрал подол ее мантии, скользнул рукой по узкому, бледному бедру к уже насквозь мокрому белью. Горячая, липкая смазка льнула к шершавым пальцам эльфа, резко и грубо проталкивающихся внутрь тела с характерным влажным чмоканием. Отвратительно порочная Хоук, которая течет из– за него. Ужасно мокрая. Мокрая и тесная. Что бы сказала твоя мамочка, узнав, что ты течешь в три ручья, когда один мрачный эльф трахает тебя пальцами?
Хоук резко застонала ему на ухо. Мир завертелся кувырком от этого хриплого звука, и вот уже Фенрис жмется спиной к полу, а Хоук с задравшейся, разорванной на груди мантией сидит на его бедрах, и на этих бедрах заканчиваются эти чертовы кожаные сапоги. От одной мысли о том, как можно было бы опрокинуть Хоук на спину и взять ее так, чтобы ноги женщины в этих сапогах прижимались к его бедрам Фенриса пробрала дрожь. Дрожь эта передалась и Хоук, она слегка приподнялась, коснувшись прохладной рукой его живота, скользнула ниже, и все потемнело.
Бледная кожа, узкие бедра, грудь, помещающаяся в ладонь… Хоук даже трахалась не так, как Изабелла. Она не стонала и не изгибалась дугой, нет – она лишь рывками двигала бедрами вверх и вниз, быстро и тяжело хватая ртом воздух и зажмурив глаза. Только по особенным резким, длинным полувсхлипам да по сжавшимся внутренним мышцам можно было понять, что Хоук достигла черты. Она не нагибалась к Фенрису за поцелуем, нет. Хоук трахалась как тевинтерская госпожа, пусть она всегда и отрицала то, что она похожа на этих грязных, лживых…
Создатель милосердный!
Фенрис с силой сжал ее грудь рукой, без нежности и ласки. В их грубом, животном сексе не было места нежности. Да и она бы не завела Фенриса сильнее, чем кровь из разбитой губы Хоук, его кровь под ее ногтями, розовые царапины на ее бедрах от его когтистых перчаток…
Хоук. Горячая, мокрая, полная скверной, проклятой магией. Его руки на ее теле. Он под ней, точно раб, но сложно было сказать, кто из них подчиняется.
Хоук особенно сильно сжалась внутри. Фенрис рвано зашипел и приподнялся, схватив Хоук за волосы, приблизив ее лицо к своему – не за поцелуями. Он хотел смотреть ей в глаза, пока она кончает. Хотел видеть, как меняется выражение ее лица. Фенрис приподнял бедра ей навстречу и задал свой собственный темп. Грязный, животный секс. Грязные, хлюпающие звуки между ног у Хоук, усилившиеся, когда Фенрис вошел в нее до упора, до боли…
Да. Боль. Фенрис рычит, вбиваясь в Хоук, глядя прямо в ее широко распахнутые глаза, ловя ее сбившееся дыхание всей кожей. Почему с Хоук по– другому нельзя?
Губы Хоук, горячие, сухие от лихорадочного дыхания, прижались к его шее за ухом, проводя дорожку поцелуя возле лириумного завитка, и Фенрис с рычанием дернулся, доходя до черты одновременно с дрожащей Хоук.
Позже он, скосив глаза, смотрел, как она методично собирает ошметки своей одежды, пытаясь скомбинировать ее так, чтобы хотя бы дойти до своего поместья. Фенрис без слов протягивает ей одну из своих рубашек, и Хоук заворачивается в нее, прикрывая разодранную в хлам на груди мантию. Вид Хоук с растрепанными волосами в его рубашке почему– то удивительно ласкает взгляд, почти так же, как и следы ударов, укусов и его пальцев, расцветающих алым и багровым на сливочно– белой коже. Потрясающее зрелище.
Наверное, нужно что– нибудь сказать ей – так думал Фенрис, глядя, как Хоук уходит, но так и не нашел в себе сил и… смелости? – ее окликнуть. Глупо, после всего, что случилось. Очень глупо.
Но отчего– то Фенрису подумалось, что это у них с Хоук – первый, но не последний раз.

@темы: гет, Фенрис, м!Хоук, Secret Santa 2014/2015